Важная информация
Мы в социальных сетях
Жизнь до и после Чернобыля
Михаил Семенович Мельников — председатель первичной организации «Союз Чернобыль» на Алчевском металлургическом комбинате. Не случись аварии на ЧАЭС, биография Мельникова оказалась бы такой же, что и у миллионов сверстников, которые жили в Советском Союзе в середине восьмидесятых.
В 1983 году Михаил Мельников пришел работать на металлургический комбинат. Трудился по сменам крановщиком, параллельно учился в Алчевском (тогда еще Коммунарском) индустриальном техникуме. После окончания учебы получил распределение в Запорожье.
Из Запорожья призвался в армию, откуда, к слову, он и вернулся в 1986 году на комбинат. С тех пор вся деятельность Михаила Мельникова связана со «станом 600». Работал старшим рабочим, бригадиром механослужбы прокатной группы, иногда заменял мастера. А 26 апреля 1986 года дело
полным ходом шло к «дембелю», и никто не ждал беды. «Я служил в Чернигове, — говорит Михаил Семенович. — Воинская часть 92422, железнодорожные войска, понтонный батальон. Когда это случилось, комбат на построении сообщил, что произошла авария. Ничего в лесу не собирать, да и вообще, по лесу не ходить — там повышенный фон радиации. А природа богатая в тех краях, ежевика в лесу — огромная».
Мельников на мгновение задумывается, и вместе с ним мы возвращаемся в день, который разорвал историю страны на две половины: вот тут мирная жизнь, ягоды, которые солдаты, совсем еще мальчишки, соскучившиеся по дому и маленьким радостям, срывают с кустов. А по эту сторону черно-белая хроника, вертолеты, кружащиеся над развалинами реактора, характерная трескотня счетчика Гейгера в репортажах с места события, и — ничего нельзя. Все отравлено.
«Потом из нашего полка стали направлять людей в командировку в Чернобыль, — продолжает вспоминать ликвидатор аварии. — Мы уже понимали куда. И было мне тогда каких-то 19 лет».
Михаила Мельникова доставили сначала поездом в Киев, оттуда лесными дорогами, повезли к месту ликвидации аварии. Через некоторое время прибыли в населенный пункт — поселок Вильча. Позже выяснилось: для того чтобы получить вторую категорию лица, пострадавшего от последствий аварии на Чернобыльской АЭС, нужно было пробыть в зараженной местности не менее пяти дней. Их продержали тридцать.
Военнослужащие прокладывали железную дорогу — чтобы зараженные радиацией материалы вывозить вагонами в могильники.
«Некоторые наши ребята сопровождали эти вагоны, — вспоминает Михаил и после небольшой паузы, словно примеряя свой диагноз к судьбам тех неизвестных парней, выдает заключение. — Наверное, их уже нет в живых». Основными средствами защиты у ликвидаторов были лепесток и респиратор. Смена длилась четверть часа, а потом срочно назад, в душевую, все с себя смывать. На выходе выдавали абсолютно новую одежду, с бирками. «Я смотрел и думал — это ж какие деньги тратило государство на ликвидацию», — сокрушается Мельников, который потерял из-за Чернобыля нечто гораздо более ценное, чем новое «хабэ» — свое здоровье.
Рабочая смена длилась пятнадцать минут. «Дозиметристом у нас был майор Кисловский, — припоминает Мельников. — Маленького роста такой, так тот говорил: «У тех, кто работал до вас, возник рак крови, поэтому время работы сократили в два раза». Но поначалу пугала даже не перспектива заработать тяжелую болезнь. Больше всего поражали пустота и безлюдность. Стоят дома, бегают домашние животные, автомобили личные у ворот и в гаражах, а людей, как в фильмах ужасов, нет.
Понимали ли те, кто оказался один на один с радиацией, что им угрожает смертельная, без всяких кавычек, опасность?
«Многие нет, — говорит Михаил Мельников. — Я понимал. А некоторые, бывало, курили, а для этого, ведь, нужно снять респиратор. Вот он снимет респиратор и курит. Оно же поначалу не кусается. Но воздух, которым мы дышали, все равно наносил вред».
С сослуживцами, с которыми ходил в атаку на последствия аварии, Мельников длительное время связь поддерживал, а потом стало не до того. Результаты облучения дали о себе знать. Предстояло лечение, долгое и тяжелое.
«Внутривенно вводили лекарства, которые даже содержали серную кислоту, — не жалуется, а просто рассказывает Михаил Семенович. — И костный мозг очень страдает — ноги болят, тяжело ходить. Вот вроде волосы сейчас отросли, а когда химиотерапию делали, то все они выпали. Даже ресницы выпали».
За плечами у Михаила Семеновича полтора года борьбы за жизнь. Слава богу, говорит, лечение в луганском онкологическом центре бесплатное. Хорошие специалисты, молодые врачи очень добросовестные. Не лишней окажется и материальная помощь работникам комбината — ветеранам Чернобыля, которую выделило в этом году ЗАО «Внешторгсервис», осуществляющее внешнее управление предприятием.
После лечения Михаил Мельников получил бессрочный статус — «инвалид войны 2-й группы». Другой бы пал духом, он нет.
«Настроение бодрое, — говорит. — Знал, что рано или поздно последствия аварии проявятся. Хотя к этому трудно быть готовым. Но я знал. Потому что, к примеру, мои друзья… Многие уже ушли из жизни».
Сейчас, по словам главы первичной ячейки «Союза Чернобыль», на металлургическом комбинате реальных «ликвидаторов», которые своими глазами видели и атомную станцию, и разрушения, около 60 человек.
«Это те, кто ходил на реактор. А когда начинали мы, то было нас свыше четырехсот. Вот и считайте».
Спрашиваем: а если бы предложили вернуться в тот 1986 год, с сегодняшним пониманием всей опасности, которую таит в себе ликвидация аварии, — поехали бы?
Михаил Мельников отвечает не сразу.
«Знаете, скажу откровенно, наверное, даже бы искал способ не ехать. Не буду лукавить. Может быть, искал бы. А с другой стороны — если ты не поедешь, кто поедет? Ну, если так рассуждать! Дети же твои тоже есть, кто их защитит? Недавно ехал я на Украину, а там пограничник их смотрит в мои документы ветеранские и говорит: «Так у тебя печати «элэнэровские». А я ему: «А реактор-то украинский. Я его что, в Америке где-то устранял?! Я же твоих родителей спасал!» Пропустил. Евгением звать. Я потом за него в храме помолился».
По материалам газеты «ОГНИ»